О докторах пропагандистских наук

Ну да: Геббельс был доктором филологических наук, специалистом по немецкому романтизму. Окончил несколько университетов, но закончил известно как. Сколько еще таких докторов – из числа тех, что в тени, но "на подхвате"? В тени – не тех, что подмяли под себя дискурс и стиль, "получив мандат". Ибо нет уже давно публичных безмандатников с чем-либо своим. Оставшиеся – под шконкой.

Так ведь, скажете, давно Павловский каялся да сокрушался! Ну так "оно" давно уже проявилось в недвусмысленности. Для тех, кто "в теме" – очень давно. К тому же иные просекли сразу. Но "иных уж нет, а те далече".

Геббельс не каялся. А если б каялся – кто б ему поверил? А вот не поверите – поверили бы! Потому, что он был искренен в своей пропаганде. А что такое постмодернист, пошедший на службу к Левиафану? Это человек, распространяющий принцип "anything goes" на все подряд. Искренность в его же логике – лишь одна из поверхностей слойности. (А что? "У Шрека есть слои".)

Ну и чьими стараниями стряслась пресловутая реставрация, если не вот этой вот когортой насельников Фабрики Эксклюзивных Провокаций (ФЭП), чье название столь напоминает названия "околоконторских" юристконсульств а-ля "эксперимент-бизнес-монтаж" (все совпадения случайны)? Но наивная, но все же политизированная, постсоветская интеллигенция тех лет в массе своей не обращала на подобные аллюзии внимание.

Надо отдать ФЭПу должное – там сотрудничали таланты: "политист" Павловский с галеристом Гельманом, урбанистом Глазычевым  и примкнувшим к ним "социологистом" Кордонским. Замом Павловского была Марина Ливинович (которая позже про "синие ведерки"), и еще кое-кто помельче. Но все – большие таланты, кроме шуток. Я имел честь там полгода работать на птичьих правах после ВУЗа: все было в диковинку. Занимался чорти какими прожектерствами на горячей линии проекта "Московская Альтернатива" в 1999 году. Но уже тогда имел некий опыт медиа-аналитика-майнера по работе в Медиа-Мосте в году 1998. И уже тогда отметил, что у Глазычева с картой Москвы, истыканной цветным булавками, дико интересно, там настоящая прикладная наука и реальный стаж: вот бы к нему! Но увы. Я тогда еще не знал, что Глазычев – выдающийся ученый. Просто это почувствовал и просто здоровались в коридорах. Но впервые я познакомился с ним именно в конторе Павловского. Глазычев ушел раньше Павловского – в 2012 году, в том же возрасте, но не в России. Светлая ему память!

Образованная и даже высоко образованная публика впряглась строить новый политический процесс на госхарчах, на идеях, теориях и при технологическом спонсорстве "победителя в холодной войне". Выстроилось всем удобное и десятилетиями давно прокатываемое, но давно миру известное. ("И так сойдет" – говорил "весь прогрессивный мир", заинтересованный в "наследии Союза". И сходило... с рук.)

Не только не правы, а в корне заблуждаются (если не откровенно лукавят) те, кто называет нынешний политический режим в России, созданный при активной поддержке Павловского и Ко, а также прочих политологов (но нынче не о прочих речь) дремучей реставрацией архаики, коей противостоит "светлый постмодерн". Нет. Все делалось в соответствии с оглядкой на "лучшие достижения": собственные стратегемы никуда, как выяснилось, не девшегося "научного коммунизма", особенно в плане внешней экономической политики (а куда он денется, если доказывает свою эффективность), используя при этом новейшие прикладные и едва ли не теоретические достижения "враждебной среды" в области масс-медиа, а также оригинальные отечественные идеи в области урбанистики (самое гуманистическое, что было в ФЭПе – это, конечно, В. Глазычев), с поправкой на "допущенные ошибки и перегибы": гуманитарии теперь не в "шарашке", а в "вольнице при ресурсах", где интересно. В месте, где  провокации, симуляции, имитации, "accuse your enemies of that which you're guilty" с ряженым акционизмом на улицах и фейковыми приводами в милицию представляют широкую палитру для политтехнологических микстур и коктейлей, над которой верховодит загадочный "шеф-повар" в квадратных очках. Хотя, конечно, внутренней экономикой, да и собственно экономикой, ФЭП не занимался, ибо занимался политикой. (А зря – политэкономичность дает атмосферность рассмотрения, что полезно в плане оценки последствий "PR-усилий".) 

И предэпидемийный собянинский перехват повестки "третьих мест", и обсуждательно-хакатонные сборища в АСИ, и стартаперские тусовки "молодых да ранних айтишников" Mail.ru, и даже володинский ОНФ – все оттуда, из ФЭПа. Эти вещи родом оттуда, из позднеперестроечного "хай хьюма", начало которому положил Глеб Олегович Павловский сотоварищи. Изъясняясь поначалу дико мутным языком а-ля "на публику, но для посвященных", после "периода раскаяний" он стал изъясняться куда яснее. (Вы тоже обратили на это внимание?) Ибо дела стали принимать совсем крутой оборот, а бегство к всевозможному обернулось старым и совсем не добрым. И позицию пришлось высказывать куда ясней и недвусмысленней.

А потом ФЭП ушел на второй план (в моей жизни тоже). После выступления тогдашнего председателя ЦИК А. Вешнякова на сборище политтехнологов в отеле Балчуг зимой 2002 года, где он в туманно-недвусмысленных выражениях объявил конец "рынка политуслуг" и начало его "вертикальной интеграции" государством безотносительно к тем, кто с этим не согласен. (Тогда мой трудовой стаж продолжался в социометрическом РОМИРе – через несколько лет в том же здании, где располагался ФЭП, но с другого входа и в других помещениях.) И это был Вешняков, который политологами, социологами и еще существовавшими на тот момент политиками считался настоящим председателем ЦИК – в отличие от последовавшего за ним В. Чурова.

И вот этот момент ознаменовал переход к чему-то новому. А именно – к еще большей технологизации общественной жизни и политического процесса. И это не только у меня. С этих пор хай-хьюм как самостийная отрасль, вытесняемый государством из сферы политики, сместился куда-то в FMCG и в бизнес-процессы в целом.

В рост пошла мобильная связь и ее "услуги с добавленной стоимостью" (VAS), вокруг которых стали возникать эксперименты выстраивания интегрированных маркетинговых коммуникаций. Где-то с 2004 года контент- и сервис-провайдеры VAS емкостно уплотнили рынок и стали укрупняться в холдинги. Параллельно этому государство через афиллированных гринмейлеров вело агрессивную политику установления контроля над операторами сотовой связи, в инфраструктуре которых вели свою деятельность игроки рынка VAS. Самарский СМАРТС был задушен, а из 160 игроков VAS в сетях операторов "большой тройки" остались по десятке мейджеров, которых сами же операторы назначили "избранными в рейтинге". К 2010 году Apple и Google продолжали делить рынок клиентских платформ, а на первый план вышли соцсети. Чистка их рядов что в России, что в мире прошла едва ли не вдвое (если не втрое) быстрее, чем чистка рядов рынка VAS. А потом наступил 2011 год – год выборов и известных событий в связи с ними. Структура российского политикума изменилась на фоне новой медийной реальности, вступившей в свои права. Важно, что наступила эпоха новой социометрии, причем на волне именно медиаметрии, резко взлетевшей на дрожжах конвергенции (до того весьма экзотичной даже в рамках социологии), открывшая дорогу реализации самых смелых антиутопий в области тотального контроля личности. Темы распознавания лиц в метро и анализа городской динамики по big data локаций пользовательских устройств начались задолго до того, как стали приходить повестки участникам митингов по результатам машинного анализа. Экспертные разговоры о конкретных проектах на такие темы я помню среди событий 2012 года.

На первый взгляд, это уход от темы ухода ушедшего. Но разве все последующее не имеет отношения к предыдущему? Глеб Павловский во многом задал стандарт отраслевой работы, освоенный и присвоенный в дальнейшем теми, на кого он работал (еще точнее, в их же терминологии – отжатый). Вокруг него паслось множество весьма одаренных людей (причем именно людей науки), чья скрытая или явная приверженность определенным идеалам общественного устройства и государственничества привела к тому, что имеет место сегодня. Одно повлекло за собой другое. И эта, лишь вскользь здесь обозначенная, история, частью которой был и которую создавал Глеб Павловский, еще не раскрыта и, по сути, не написана. 

Добавить комментарий