Социопаты и фрейдомарксизм

К вопросу о пределе корпоратократии (одной из экономических основ фашизма) как феномена нынешней России, но не только: мир, завершающий некий долгий цикл своего существования, также демонстрирует предельные случаи и концентрации того, что давно описано в литературной дидактике. Когда очень долгий процесс подходит к своему логическому концу, происходит эффект морской пены после шторма, заполняющей тиной, вонью, мусором и вонючим мусором все побережье. То, что воняет - именно человеческие отношения, и проявляет себя палитра личностных качеств, им соответствующая. В каковом смысле полезно вспомнить одну книгу, вышедшую в 2014 году.

Многим она будет полезна тем, что даст широкое напоминание об одном из наиболее существенных коммуникативных рисков сего дня, когда конкретная адаптивная способность некоторых людей начнет доминировать в обществе. В контексте темы этой книги стоит отметить то, не всегда замечаемое, обстоятельство, что успех социопата является обратной стороной шизофрении самого общественного организма, распространяемой в своих эффектах на отдельные личности. В последнем смысле, конечно, имеет место известный французский разговор как объяснительная понятийная среда. Примечательно, что феномен социопатического расчета в рамках великой фрейдомарксистской догадки оказывается не столь акцентированным, тогда как он имеет самостоятельную актуальность: это про засилие или восстание "людей-машин", мимикрирующих под "обычных людей", нежели про то, что машины не то "сошли с ума", не то "работают, ломаясь". Объяснение слабой тематической связанности, скорее, кроется в том, что разговор о социопатах/психопатах так или иначе предполагает психофизиологический и нейрофизиологический разговор в аспекте moral philosophy, и связан с вопросом о том, что с этим делать. Тогда как в шизоанализе акцентирован разговор про психофизиологические аспекты общественного продукта и внеморальных рассуждений, являющихся "базисными" для описания более общих процессов личностного и социального уровней. Эта разница дискурсов затрудняет возможность видеть социопатию в качестве естественной стратегии поведения в оптимальных для нее условиях, а также - связанную с ней проблему выбора из худших альтернатив. В связи с чем читать книгу Даттона знакомым с концепцией Делеза и Гваттари будет особенно интересно.

Политологам же и разного рода общественным практикам эта книга наверняка будет интересна, поскольку именно в нынешний исторический период, в отличие от большинства когорт российских элит (преимущественно номенклатурных и госкорпоративных), находящихся в состоянии деградации и дезориентации, успешные социопатические агенты из числа оставшихся в стране in semet ipsis достаточно расчетливы и притворны, чтобы скорее ловить удачные возможности, нежели мистифицировать действительность и невротически усматривать знаки и символы судьбы в условиях неопределенности. Хладнокровие не позволяет их эмоциям и воображению осциллировать, а политологу позволяет предполагать усиление их лидерской роли в грядущих политических процессах в рамках актуального социально-демографического состава общества. Причем делать это в параллели с теми деятелями, чье "осциллирование" не опосредовано фобиями, но является естественным состоянием, обуславливающим их продуктивность. Похоже, что именно эти два психотипа будут задавать политическую моду и стандарты поведенческих стратегий в ближайшем будущем нашей страны - если, конечно, в этом будущем вообще найдется место политике. Действительно, если общество представляет собой бесконечную рванину флуктуации, то две оптимальные стратегии поведения в данном случае состоят в мимикрии под спонтанность этой рвани либо в глубоком внутреннем, вплоть до физиологического, презрении всего "слишком человеческого", что более-менее обретает себя в таких условиях, с ровной позитивностью относительно всего происходящего, включая саму чистую возможность собственного действия. Между этими полюсами находится осцилляция более высокого порядка, являющаяся биполярной. Когда она становится повседневностью, то образует мучение неопределенности, столь похожее на экзистенциальный выбор европейского человека.

Добавить комментарий