О массе обиженных как признаке эпохи

Синдром обиженного народа – едва ли не сущностный идеологический признак фашизма как политического режима, давно описанный в литературе. Вот, говорят, в России его нет, ибо нет идеологии. Чепуха! Для идеологии не нужна медийная поддержка, если она уже есть как разделяемая широкой группой установка. Во всяком случае, в прежней форме такой поддержки постоянным муссированием темы в СМИ традиционного типа. "Запад не считается с нашими интересами" – вот это и есть главный посыл. Но в чем состоят эти интересы? Их нет. Почти никто не знает, что за сумма интересов соответствует общей массе "обиженных" и представляет эту массу как субъекта. Возможно, имеются в виду торговые экономические интересы. Но почему мир должен определять отдельной стране выбор предмета торговли? Да, он предъявляет спрос, но спрос можно формировать. И виноват ли мир, что этого предмета нет или что эта масса "обиженных людей" в свое время не сорганизовалась для обеспечения такого предмета? Можно ли вменить Западному Миру такую вину? Кроме того, сама способность некоторой массы иметь экономические интересы (а чем больше она, тем больше размывается единство и субъектность этих интересов) плохо соотносится с принципом так называемого "разделения труда", для которого в макроэкономическом масштабе чем больше масса, тем более сложный продукт ойкумена может произвести для мирового рынка. Но в последнем случае имеет место лукавство: здесь интерес этой массы подменяется интересом выгодоприобретателя от ее организации, который либо представлен малой сравнительно с этой массой группой, либо вообще отдельной личностью, которая для своей легитимации должна быть сакрализована и непогрешима. И которая представляет последнюю инстанцию, определяющую, сколько человек ей нужно для решения проблемы "улучшения экономики" и откуда их будут брать. (По сути, откуда брать рабов, и то, что на дворе иная экономическая формация, не должно смущать: новость в том, что рабовладение – не формация, но возможное рисковое содержание отдельных формаций.)

Интерес массы может проявиться только в национальном ключе, безотносительно к тому, что будет фактором образования нации: государство, университет (как изначальная ойкумена познавательных интересов), религиозная общность или цеховая корпорация, форма которой соответствует тому или иному уровню торгово-экономического развития. Разница интересов создает разницу экономических потенциалов, создавая, в свою очередь, пространство высоко ожидаемого и разнообразного спроса. Именно поэтому взаимодействие наций как самоцельных общностей наиболее выгодно на конфедеративной основе, причем как на глобальном, так и на меньших уровнях.

Россия почти всегда относилась к числу развивающихся стран, и короткий советский период догоняющего развития закончился крахом плановой экономики, что нынче вменяется "коллективному Западу" в вину. Единственное, что ему можно было бы реально вменить в вину – равнодушный отказ решать уже артикулированную сумму глобальных проблем, явным образом поставленных накануне развала Советского Союза и оформленного в международных организациях вроде "Института Системного Анализа". Ну так и в постсоветской России они были забыты, и там занимались ничем иным, как "накоплением первоначального капитала ", оправдывавшегося долгие годы "мировой практикой" как естеством типичного случая и упершегося в пределы собственного экспоненциального роста.

Вина планетарного макрорегиона или отдельной соседней страны – ложная постановка вопроса, однако столь типичная в подобных условиях, поскольку весьма удобна политически. Человеку сложно признать неизбежность ловушки бедности в системных условиях, и он ищет персонифицированной вины этой проблемы, создавая такую вину попыткой обратить на себя внимание окружающего мира внеэкономическими средствами. А представить проблему в виде персонифицированной вины гораздо легче для широких масс, чем объяснить им же драматичную каузальность экономики. И даже если последнее вдруг удастся, то кто же массово пойдет воевать с соседями по планете из-за "драматичной каузальности"? В ней нет чьей-либо вины. Проблема в том, что кардинальное решение всем глобальным миром ключевых проблем собственного устройства уже который раз оказывается возможным postfactum большого шока, инициируемого какой-нибудь "паршивой овцой", чье появление на мировой арене может зависеть от суммы обстоятельств, неподконтрольных миру до ее проявления в таком статусе. Основа этой проблемы – в приверженности "статусу кво" долгосрочной выгоды от активов с долгосрочной историей.

Добавить комментарий