В IV веке до новой эры Аристотель, комментируя перспективу одной из современных ему военных операций на море, обнаружил, что высказывания о будущих событиях вовсе не обязательно могут иметь значения "истина" или "ложь". Развивая его идеи, столетия спустя выдающийся представитель польской школы логиков Ян Лукасевич разработал две трехзначные логические системы с промежуточным значением {1;0,5;0} для рассуждений о таких событиях – L-1 и L-2, положив начало многозначным формально-символическим логикам. В одной их них при значениях антецедента и консеквента импликации равным 0,5 главный знак давал 0,5, тогда как в другой – 1, что при непротиворечивости и полноте обеих систем во втором случае считается чудом природы в области логики. Можно сказать, что системы Лукасевича и прочие подобные им являются логической экспликацией физического понятия бифуркации, и пуститься в тонкости прояснений, каким образом в феноменологическом смысле утверждение о таковой экспликации оправдано. Поскольку здесь речь о более приземленных тревожных текущих событиях на российско-европейских рубежах, важным следствием из упомянутого является простая констатация того, что неопределенный статус истинности какого-либо суждения не отменяет его познавательной ценности. Это относится к задачам как прогноза, так и принятия решений.
Идущая с разных сторон критика заинтересованности Запада в импорте "российского наследства" и блокирования решительных действий "фирштейнерами" не учитывает едва ли не со всех этих сторон важную мотивационную составляющую, относящуюся к экономике: похоже, истеблишмент стран Первого Мира видит в нем шанс спасти глобальную экономику, перезапустив ее – подобно тому, как "испанское наследство" в виде американского золота в числе прочих факторов запустило процесс формирования капитализма 500 лет назад. Вопрос в том, что является такими "дополнительными факторами" сегодня, и будут ли они в совокупности достаточными для этого, отличаясь от того, что было в прошлый раз. Ибо здесь интересы десятков миллионов противопоставляются интересам единиц миллиардов – не волюнтаристски, но на фоне отчетливой этапности демографического цикла, коим человечество до сих пор не научилось управлять – также, как не научилось управлять глобальным климатом и реализовывать астроинженерные проекты (даже градостроительные часто получаются плохо). И вопрос о достаточности выведенных из России триллионов долларов для преодоления той жести, что в свое время напророчил миру Римский Клуб, является хотя бы в своей аффирмативной части тем самым случаем актуальности суждения с неопределенным логическим значением и, соответственно, отсутствующим однозначным ответом – получение которого, однако, представляет задачу не особо сложных вычислений. Другая мотивация "фирштейнеров", также едва ли учитываемая их критиками, является политической, и состоит в страхе снискать славу могильщиков многосотлетней Вестфальской Системы, определяющей всю "великолепную культурность" европейского пути развития. "Кто мы такие, чтобы трогать "священные камни"?!" – вот их девиз. При этом возможность создания чего-то сравнимого по масштабу и принципиальной новизне блокируется острым кризисом стратегического проектирования и прогнозного анализа в мире, во многом вызванным довольно жесткой привязкой оных проектирования и анализа к сложившейся политэкономической модели существования мирсистемы. Оба мотива давно известны экспертизе нынешнего российского государства и с очевидным успехом до недавнего времени использовались во внешней политике.
Однако внешняя российская политика в ее сущностной, а не формальной, двухпартийности, нынче определяется отнюдь не в русле экономических глобальных стратегий (чем занимался ИСА РАН и вышедшие из него младореформаторы, наследие коих – нынешний экономблок), а военных и, в более широком смысле слова, силовых, структур, и бюджет направлен именно на последних, а не на первых. (Рассуждение о " детях, любовницах и капиталах на Западе" является рассуждением именно в экономическом ключе.) При этом в "силовой" партии за последние лет десять создана большая множественность одноуровневых структур, и неизбежная потому сильная конкуренция за бюджет между ними (кстати, вполне в соответствии с принципом "сдержек и противовесов", но без распространения на внесиловую реальность) определяется единственным и также далеко не новым основанием оправданности – доказанностью ведомственно профильных угроз, что есть доказанность права оных ведомств на существование. Тем более, что со стороны "экономической партии" в битве за бюджет всегда оправдан классический аргумент о бездонной бочке инвестиций в "оборонку". Экспонента текущей ситуации ведет к рискам конфликтов со стороны "силовой партии", которые в той же классике управления компенсируются либо переориентацией бюджета на экономический процесс (что невозможно в нынешних условиях – тренд совсем иной), либо экспансией силового потенциала внутрь и вовне страны. Эти вещи хорошо известны занимающимся управлением и системным анализом. От того, как именно эта "ведомственная полезность" в нынешних условиях будет доказываться, веет немудреной жутью, но тот факт, что в свое время маршала Берию взял за жабры маршал Жуков, похоже, представляет универсальную историческую закономерность.
Отказ от войны – вопрос доверия нарративам 50-летней давности и возобновления международного диалога по ним. Что составляет интригу текущего исторического момента – особенно если в решении ситуации военным путем сохраняются колебания. Но эта повестка куда большее повестки "восстановления попранного величия" (ИСА/IIASA был создан именно как международный институт именно в осознании того, что "смысл важней величия"). Восстанавливать эту повестку и соответствующую ей экспертизу все равно кто-то будет, если будет кому восстанавливать. Важная новость: проблемы, отодвинутые на задний план событиями, свершившимися за последние тридцать лет в мире, никуда не делись.
Добавить комментарий